Ему опять попытались поставить подножку.
Тренированное тело машинально среагировало, уходя от внезапно возникшего препятствия – самое сложное было в роли прислуги трактирщика - играть стеснительного недотепу, но Алекс все же сделал вид, что споткнулся, хотя ему и потребовалось проявить чудеса виртуозного баланса, чтобы не уронить стоявшие на его подносе несколько мисок горячей похлебки. Но может быть однажды и стоило выплеснуть все это на здоровенного рыжего верзилу, кажется из городской стражи, который регулярно пытался задеть молодого слугу.
Прошло примерно полгода с тех пор, как худощавый парнишка скромного вида был втолкнут его «отцом» за порог таверны.
Папаша, кажется, был должен держателю заведения уже немалую сумму, так что, ничтоже сумнящеся, пригнал своего отпрыска отрабатывать должок – уж, как и чем получится. Темноглазый паренек оказался довольно расторопным, и вскоре, освоившись, уже шустро сновал между гостями, разнося еду и напитки, выбегал встречать приезжих, устраивая их лошадей в стойлах, а механические экипажи – на заднем дворе, подметал двор, надраивал до блеска деревянные столешницы и посуду. Разве что в комнатах убиралась молчаливая бабенка лет под тридцать, засидевшаяся в девках по причине того, что была ряба и кривовата на один глаз.

Работы было от рассвета до заката, но молодой слуга, казалось, не знал устали, и служил за двоих, словно ему предстояло унаследовать сие процветающее заведение, а потому не жалко вкладывать столько сил. Однако его задор заметно уменьшался, когда под вечер таверна наполнялась посетителями, собиравшимися, чтобы хлебнуть пивка, набить брюхо, позубоскалить над скабрезными шутками и сразиться в кости.
Тогда-то приходилось уворачиваться от подножек – любимого развлечения тех, кто потупее, от похотливых заскорузлых лап, от вонючей отрыжки пьянчуг, еле вспоминавших свои имена, когда цыган вписывал их в список должников.
Поначалу Алекс удивлялся – как Кпшеску сумел не разориться при таком количестве тех, кто приходил выпить, не имея нужной суммы в кармане, но потом понял, что цыган не так-то прост. У того имелись какие-то тайные рычаги для любого, кто был ему должен, и в конце концов ему все оплачивали сторицей, с процентами.
- Да, господин Кпшеску! – Линд ретиво ринулся на зов хозяина, прихватывая по пути со столов несколько опустевших кружек пива, оставленных ушедшими посетителями.
Ему показалось, что Цыган, манивший его пальцем, выглядел немного более озабоченным, чем обычно. За время пребывания в услужении у Варна Алекс успел присмотреться и принюхаться к обстановке и к владельцу заведения. И мелкие нюансы его мимики улавливал сходу.

Мужичок оказался не строптив, да и после смерти жены ему надо было подращивать пару младших ребятишек, так что посланцам монастыря не составило труда «уговорить» его за пять золотых представить деревенскому сообществу «своего нагулянного по молодости сынка от другой бабенки». Мол, раньше не хотел жену обидеть, молчал про похождения, а тут и жены не стало, и пацан осиротел: померла бабка, его растившая – вот и позвал его к себе, все же родная кровь – не водица. А что сын не похож на него, так мамка у него темноволосая, да черноглазая была, красавица. Хотя никто уже о ней и не помнит – молодой померла.

Легенда была простой и жизненной, так что Алекса приняли в деревне, как своего, и полгода он привыкал к сельскому бытию, а сельчане привыкали к нему,  постепенно забывая, что пришелец был когда-то чужим. И попав к Варну в услужение, Линд старался оставаться столь же незаметным, каким и мог быть обычный деревенский парнишка – улыбчивый, чуть застенчивый, хотя и умеющий постоять за себя.
Недоверчивый взгляд цыгана он всегда встречал своим, немного наивным – мол, присматриваешь за мной, хозяин? Твое право. Только я, как видишь, стараюсь - на хлеб зарабатываю. Так и прижились.

В дела владельца таверны Алекс не вникал – это была не его задача, когда придет его черед, ему дадут знать. Так что сытая жизнь текла неспешно, и дневная суета по хозяйству не была способна утомить воспитанника монастыря, привыкшего к тому, что в любое время дня и ночи его могли вызвать на тренировку вроде многочасового перехода по непроходимым джунглям, куда его и еще нескольких адептов доставляли на дирижабле, либо запереть в комнате с нескольким десятками ползучих и летающих гадов, способных если не убить, то так искусать, что лазарет мог стать на несколько недель твоим единственным прибежищем.

Линд легко подхватил доверенный ему кошелек.
Джозель была пылкой женщиной, с которой Алекс успел познакомиться довольно близко. Старший Кпшеску о том не ведал, но Джо-Джо не привыкла отказывать себе в удовольствии, а потому на Линда глаз положила сразу. И, улучив момент, когда братец прислал паренька по какому-то делу, соблазнила того, выказав изрядный темперамент, но и молодым служкой оставшись довольной.
Уж чем там она могла заболеть? Разве что решила прихворнуть ради привлечения внимания брата, который чаще всего тут же откладывал все свои важные дела, чтобы посетить родственницу. 
От Джо-Джо здоровьем веяло за милю, особенно когда она принималась честить на всех известных ей языках чем-то не угодивших ей соседей.

Но в этот раз она и правда оказалась простывшей.
В ее доме висел плотный травяной запах отваров, которые она изготовила для лечения.
- Деньги – это самое отличное лекарство!
Пузырек с лекарством был отправлен куда-то на полку к куче других склянок, а кошелек почти мгновенно исчез в  рукаве Джо, которая тут же вышла в другую комнату, а, вернувшись, вручила Алексу записку для брата. 
- Ну, выздоравливайте… Варну я еще нужен – что-то у него срочное.
Линд помялся у порога, показывая, что спешит.
Женщина, шмыгнув носом, покивала головой:
- Приходи, через несколько дней, - ее влажные глаза скользнули по его фигуре, скрытой под широкой рубашкой и простыми холщовыми штанами слуги – уж она-то знала, насколько прекрасно выглядит тот без мешковатой одежды. – Попрошу, чтобы Варн дал тебе выходной – дров мне наколоть надо.
Она улыбнулась, тут же махнув рукой, чтобы уходил – любой женщине неприятно, когда ее видят не в лучшей форме.

Алекс пошел прочь.
Цыганка была красива манкой южной красотой. Но тело и разум Линда оставались глухи к соблазнам. Одиночество манило его сильней, чем радости жизни – его готовили к миссии, и нетерпение, загнанное глубоко внутрь груди, где ровно билось сердце, все больше и больше давало о себе знать. Больше полугода он просто жил, почти не двигаясь к цели, хотя и знал, что это неверно – напротив, каждый день приближал его к ней. Просто он еще недостаточно зрел, чтобы сдерживать пыл охотничьего пса. И потому ему требовалось это одиночество, чтобы обрести баланс.
Давно найденное потайное место у озера, окруженного густыми зарослями ивняка, как обычно приютило его  - молчаливая медитация влила в молодого монаха спокойствие. Удивительно, что видения, посещавшие его раньше в городе или монастыре, почти не мучили его с тех пор, как он стал жить в деревне. Они всплывали, но это не было больно, скорей волнующе – словно лесные дали и озера смягчали тревогу.

Час спустя Алекс появился в таверне. На кухне уже готовился ужин – после окончания работы, перед закатом солнца, деревенские приходили посидеть за кружкой пива или вина, а путники, искавшие ночлег, жаждали отдыха для себя и лошадей.
- Господин Кпшеску, ваша сестра простыла – но выглядит вполне хорошо. Я все передал ей. – Линд склонил голову перед хозяином. – Пойду, помогу кухарке – кажется, там надо воды натаскать. Или у вас есть для меня задание?

Он давно уже примечал, что иногда Варн или кто-то из посетителей внезапно терялись, пропадая в пространстве между гостиницей и амбаром. Может для кого-то эти бытовые, незначительные события не были явными, но Алекса учили обращать внимание на мелочи. Например, на то, что в амбаре веет почти незаметный сквозняк.
Но его наблюдательность никогда не переходила тонкой грани, за которой начиналось любопытство, когда стараются совать нос не в свои дела, подсматривать, задавать лишние вопросы. Терпение – было великой добродетелью, и в монастыре Линд вырабатывал его в себе годами. Это качество высших просветленных, и Алекс никогда не позволил бы себе спугнуть хрупкое доверие цыгана попытками лезть в его секреты.
Сегодня он уже прошел одну проверку – мешочек с серебром весил намного больше, чем могли бы весить двадцать монет. Скорей там было раза в два больше… И если его проверяли, значит, дело, куда его собирались допустить, было намного важней, чем сбор хвороста на территории чужой собственности в лесной полосе.
Секретный механизм – детище деревенского кузнеца, оказался бы несложной задачей, при необходимости его отпереть, но Алекс внимательно выслушал Варна, не дрогнув ни одной мышцей лица. Информации много не бывает, как и чужого доверия. Кпшеску был неплохим хозяином, несмотря на все хитросплетения его национальности с его характером. И Линд не собирался его разочаровывать.
Без лишних слов он кивнул головой, мысленно повторил сообщенные ему фразы, словно выгравировав их у себя в мозгу, и вернулся к себе в комнату – ждать темноты.

Ночная тьма не приносила страха, она всегда была в помощь, когда дело касалось тайн. Глаза Алекса легко привыкали к очертаниям теней, которые создавались при небрежном лунном свете силуэтами деревьев, кустов, отдаленных домов деревни и таверны. Вскоре от жилищ остались только светлячки светящихся окон.
Лес был полон звуков, только подчеркивавших сгустившуюся вокруг тишину. Каждый звук был знаком Алексу – не раз он проводил ночи в лесу, проходя тренировочный курс выживания. И умел сливаться с природой, становясь одной из теней.
Медвежью плешь он нашел быстро, спустившись вдоль русла ручья и преодолев неглубокий овраг. Там никого не было, и Линд, прислонившись к одному из древесных стволов, застыл в ожидании. Его ладонь накрыла тряпичный мешочек, хранивший кулон, доставшийся ему от… родителей, как ему хотелось думать. От прикосновений холодный камень кулона всегда теплел, даже если рука касалась его через ткань.
Недалеко прогукала неясыть - взмахивая крыльями, она бесшумно спикировала к земле, ловя прошуршавшую в траве мышь. И тут же шарахнулась в сторону, ослепленная внезапной вспышкой, распоровшей пространство.
Линд напрягся, щуря глаза: темная человеческая фигура вышла из портала, неся на себе еще кого-то. Понимая, что вряд ли тут явится еще кто-то, Алекс выступил из тени:
- Медведи нынче ленивые пошли, им бы все спать да спать, - он легко бросал слова, не стараясь придавать им какой-то смысл – кому надо, тот поймет, а кто не поймет – будет убит. В ладонь распрямившейся руки Линда из рукава выпал острый метательный нож.
Фигура, тоже являя недюжинное хладнокровие, мягким, но подхриповатым голосом сообщила:
- Не скажите, видал тут одного, спину у сосны чесал! Вот как раз его я и добыл для твоего хозяина.

Сгрузив со своих плеч на землю довольно худого человека, кажется, лишившегося сознания, фигура продолжила уже более тихим голосом для приблизившегося Линда:
- Это полезный подарок для цыгана. Ангел, утративший крылья и память. Но умеющий чуять ключи! Такой охотничий пес стоит бешеных денег. Только сначала надо его выходить, подлечить. Когда он будет в норме – Варн получит хороший куш. Это на первое время, - тяжелый кошель лег в ладонь Алексу. – А потом мы придем забрать бескрылого и доплатим.

Решив, что сказано достаточно, фигура сделала несколько шагов назад, исчезая в тут же закрывшемся портале. Линду оставалось только хмыкнуть – и как он должен тащить такое приобретение?
Привязав кошель к поясу, Алекс распрямился – его видимая хрупкость была обманчива. Мышцы были готовы к настоящим нагрузкам, более того – давно по ним соскучились. Ухватив незнакомца за руки, он поддел его так, чтобы парень оказался на его плечах. Что ж, рывок в пару миль – не самое трудное, что ему приходилось делать.

Когда незнакомец наконец оказался в комнате, куда привел тайный ход из амбара, Линд довольно выдохнул – подарочек всю дорогу постанывал, его рубаха была пропитана кровью, и сейчас еще придется приводить его в порядок. Вряд ли Варн доверит это кому-то еще, кроме Алекса.

Отредактировано Алекс Линд (06-10-2023 16:18:12)

Когда хозяин трактира небрежно, как бревно, перевернул ангела, тот не издал не звука. Причина была проста – он снова потерял сознание и пребывал в блаженном неведении всего, что с ним творят… хотя решалась, никак не менее, чем его судьба. Ангел не знал о том, что за него заплатили, он не представлял, что жизнь его уже не принадлежит ему самому, он не уверен был даже, что выживет – хотя и здесь выбора большого не давали. Поэтому все то время, пока на него смотрели, негодовали и решали – он просто пребывал на той самой грани, после которой либо возвращаются и пытаются выжить, либо не возвращаются вовсе. Он не слышал ни единого слова из того, что сказал кто-то темный и нависающий угрозой, он не разобрал ни малейшего оттенка в ответах не менее темного, но менее угрожающего – в данный момент своего пребывания на этом свете различать происходящее удавалось только такими понятиями… Однако, когда в рот, прямо по пересохшим губам, в глотку полилась ледяная вода, сначала недоверчиво, а после жадно глотнул раз, второй, третий, попытался поймать кружку, стиснуть ее в соскальзывающих, неверных пальцах, грязных, как сама ночь – и выпить до дна, пока не отняли!
- Еще… пожалуйста.
Неверные пальцы протестующе скользнули по мокрому боку чашки, безвольно выпуская. Шепот, нет, не злой, не угрожающий – мягкий, заставил почему-то послушаться и чашку отпустить. После нескольких глотков голос проявился, наконец, и только потом удалось медленно, осторожно, неуверенно распахнуть глаза – синие, яркие, как будто освещаемые изнутри постоянно горящим теплым внутренним светом.
- Кто я…
Взгляд рассеянно скользнул по лицу собеседника, ангел тревожно попытался приподняться, чтобы рассмотреть говорящего с ним, потянулся, вглядываясь жадно – и снова упал на жесткое ложе. Не отвечая, лихорадочно оглянулся, пытаясь снова приподняться, хотя бы на локтях, синие глаза осматривали помещение, пытаясь понять… вспомнить? Стена, кровь вокруг, на руках, на ногах, темная фигура рядом, задающая вопросы, тревожные, непонятные, снова кровь… Боль вернулась резко и с такой силой, что побледнел, белея окончательно, даже сквозь плотный слой грязи, с силой закусил губу, чтобы не закричать, однако стон сам собой сорвался с губ. Несколько длинных минут молчал, тяжело дыша, снова сосредоточился на лице собеседника, понимая, что… не может ответить на его вопрос.
- Я… не знаю.
Сдавленно, еле слышно, пытаясь нащупать сквозь шум и боль в висках хотя бы что-то, хотя бы малейшую нить, связывающую его с реальностью. Если бы не постоянная боль, возможно, он мог бы попробовать, зацепиться, но сейчас получилось только снова откинуться на ложе и закрыть глаза.
- Я… сейчас, я все вспомню, еще… воды, можно? Пожалуйста.
Умоляюще, сдавленно попросил, не споря, не пробуя сопротивляться, предоставляя тому, кто желал проявить заботу о нем, по любой, пусть даже неизвестной пока причине, делать то, что он хотел делать.
Я не буду мешать. И потом, возможно, он даст еще воды… и я все вспомню. Все.

Его имя начиналось с буквы А… или Аз… на тэфортэ.
В первые ночи Алекс внимательно слушал невнятный болезненный бред, когда заснувший от травяных отваров раненый, среди ночи начинал метаться. Слова срывались с его губ, а Линд, точно охотничий пес, караулящий добычу, пригибался к самому лицу блондина, и слушал, ловя глухие вздохи и делая выводы из околесицы обрывочных фраз.
Имена крылатых всегда были однотипными и заканчивались либо на «ил», либо на «эль»…
В монастыре Линда учили не только бою и выживанию. Много лет он изучал историю и географию Конкордии, расы, их обычаи, языки – какие-то знал идеально, какие-то бегло, какие-то лишь немного – только чтобы различать, на каком именно говорят.
Аз… эль, Аз… ил?
Когда ангел победил лихорадку, его речь стала более внятной, но зато бредить во сне он перестал, и поток информации прекратился. Это было весьма досадно. И то, что бескрылый идет на поправку, сильно мешало планам Алекса. Ему нужно было еще немного времени, чтобы вытащить на поверхность обрывки ангельской памяти. Нужна была информация о контрабандистах: сколько их, где именно, в каком мире находился вход в портал, откуда принесли ангела, как тот попался в руки шайки, есть ли там ключи по ощущениям ангела?
Но аккуратные расспросы Линда в большинстве своем оставались без ответа. Если б молодой монах умел поддаваться гневу, он бы уже давно попробовал запугать пленника, но по некоторым признакам потеря памяти была реальной, и никакие угрозы не могли бы помочь ее восстановить.

Однако Варна это, к сожалению, не останавливало…
Алекс, распластавшись на полу в комнате, располагавшейся над тайным помещением, которое временно стало жилищем раненого, прильнул ухом к скважине между досками. Недавно он проделал там небольшое отверстие, аккуратно маскировавшееся древесным сучком, и сейчас замер, точно тень, вслушиваясь в разговор.